концепт

КОНЦЕПТ (от лат. conceptus — схватка, замысел, зачатие) — единица речевого высказывания, логически смысловой компонент его семантической структуры; характеризует акт понимания и его результат, полученный в коммуникации, тем самым предполагая направленность на другого; акт схватывания смыслов. Он взаимоинтенционален, поскольку взаимоинтенционален любой акт речевого высказывания; он многомерен и исполнен смысловой напряженности, поскольку является выражением ценностных ориентации и предпочтений участников коммуникативных актов, нагружен их интерпретациями. В этом его принципиальное отличие от понятия, логическое значение которого всегда всеобще, не зависит от естественного языка и однозначно выражает логические отношения в идее, в идеальном бытии.

Идея К. теоретически была разработана в Средние века Петром Абеляром, Гильбертом Порретанским, развита в разнообразных школах 13 в. (модистов, Фомы Аквинского, Иоанна Дунса Скота и др.). Идея понимания, на которую была ориентирована средневековая мысль, не могла быть развернута в линейной последовательности рассуждения, единицей которого было предложение. Она требовала полноты смыслового выражения в целостном процессе произнесения. Речь была охарактеризована как сущность, обладающая субъектностью, смыслоразделительной функцией и смысловым единством. Она стояла в тесной связи с идеей творения и интенции, присущей субъекту как его активное начало и полагавшей акт обозначения и его результат — значение внутри обозначаемого. Обращенность к «другому» (имманентный план бытия) предполагала одновременную обращенность к трансцендентному источнику слова — Богу, потому речь, произносимая при «Боге свидетеле» всегда предполагалась как жертвенная речь, которая, по Абеляру, воспринимается как «концепт в душе слушателя» (Абеляр Петр. Теологические трактаты. М., 1995. С. 121). К. связаны не формами рассудка; они есть производное возвышенного духа, или ума, который способен творчески воспроизводить, или собирать (concipere), смыслы и помыслы как универсальное, представляющее собой связь речей, и который включает в себя рассудок как свою часть; К. формируются речью, которая осуществляется не в сфере грамматики (грамматика включена в нее как часть), а в пространстве души с ее ритмами, энергией, жестикуляцией, интонацией, бесконечными уточнениями, составляющими смысл комментаторского искусства. К. предельно субъектен, способен изменить душу индивида. В употреблении Боэция Дакийского термин «К.» сохраняет поэтому «незавершенность, зачаточность». Поскольку он актуализирует смыслы в ответах на вопросы другого человека, то это рождает не просто взаимное влечение, но диспут. Память и воображение — неотторжимые свойства К., направленного на понимание здесь и теперь. С другой стороны, он есть синтез трех способностей души и как акт памяти ориентирован в прошлое, как акт воображения — в будущее, как акт суждения — в настоящее.

В философии Нового времени К. был замещен понятием с его однозначностью и конвенциональной значимостью. Ориентация на однозначное истинное знание, характерная для гносеологии Нового времени, привела к освобождению знания от всех коммуникативных связей, от включенности в коммуникативные (в том числе и в речевые) контексты и задала лишь одну перспективу рассмотрения ментальных образований — анализа обусловленности идей эмпирическим базисом (эмпиристская программа) или автономности теоретических идей относительно эмпирического базиса (рационализм). Концептуальные акты смыслопорождения и смыслопонимания не включались в горизонт гносеологического анализа.

Лишь Кант, обратившись к исследованию синтетических суждений априори и актов синтеза, прибегнул к разграничению conceptus communis, concepus comparationis, conceptus cosmicus, conceptus ratiocinans, conceptus rationalis, conceptus ratiocinatus для характеристики актов постижения и понимания. Проводя различие между понятиями рассудка и разума, он употребляет для них и разные термины: «Понятия разума служат для постижения (zum Begreifen) понятия рассудка подобно тому, как понятия рассудка — для понимания (zum Verstehen) восприятий (Кант И. Критика чистого разума. М., 1998. С. 348). Понятия разума, имеющие объективное значение, он называет conceptus ratiocinatus (рациональным пониманием), а понятия разума, которые не имеют объективного значения, — conceptus ratiocinans (рационализирующим пониманием). Кант обращается к старому термину conceptus для того, чтобы подчеркнуть активность познавательных способностей: «Познание является или интуитивным, или концептуальным» (Там же. С. 300). Чистые рассудочные понятия он называет ноциями (Notion), их соединение представлено в суждениях, в их способах предикации.

В последующем развитии немецкой философии однозначное понятие стало фундаментальной характеристикой познания. Такой подход предполагал вынесение за скобку проблем языка и речи. И хотя Гегель называл язык «первой внешней формой, которую сообщает себе человек», все же это стихия, чужеродная для «духа, который существует лишь под условием свободной духовности субъекта» (Гегель. Соч. Т. XI. М. — Л., 1935. С. 198—199). Поэтому, очевидно, характеризуя спор реалистов и номиналистов, он прошел мимо концептуализма (причислив Абеляра к номиналистам).

В английском эмпиризме 19 в., который не смог принять логоцентризма и панлогизма немецкого идеализма, начинается поворот к идее К., понятого как восстановление целостности перцептивного опыта. У Гамильтон, Ш. Х. Ходжсон обращаются к К. в качестве чего-то дополнительного относительно перцепта, анализируя, однако, и перцептивный опыт, и К. вне их связи с языком и вне их репрезентации в языке и речи. Русский философ С.А. Алексеев-Аскольдов, возражая Э. Гуссерлю за его возрождение панлогистического реализма, развивает точку зрения, которую он называет концептуализмом: «По крайней мере, точка зрения концептуализма представляется нам способной выдержать все направляемые против нее возражения, которые зачастую производят впечатление лишь некоторых искусственных изобретений, а не естественных аргументов» (Антология феноменологической философии в России. Т. 1. М., 1998. С. 357). Не приемля допущение некоего трансцендентального, безличного субъекта, он выдвигал в противовес обезличенному гносеологическому субъекту индивидуального субъекта, а в качестве познавательной формы — К., возникающий на основе символизации интуиции. «К. есть образование индивидуальной мысли, пригодное для осуществления всех тех значений, которые даются вышеприведенными категориями общих имен; более того, содержащие эти значения вполне и целиком в себе, а не где-нибудь вне себя» (Там же. С. 32). Аскольдов делает акцент на индивидуальном статусе К., его генезисе в индивидуальном сознании.

ГГ. Шпет в незаконченной рукописи «Язык и смысл» (20-е гг. 20 в.) определяет К. как экстенсиональную характеристику понятия, т.е. связывая его с объемом понятий, с пустыми формами, независимыми от предметного значения. В противовес понятиям, которые для Шпета «полные, живые понятия, суть осмысленные разумные формы», К., по его мнению, пусты и мертвы. И хотя Шпет занимался проблемами этнопсихологии, его ориентация на однозначность понятий, на приоритетность понятийных форм является определяющей. Поэтому он подчеркивает автосемантичность понятия в отличие от синсемантической природы К. и отождествляет понятие со значением терминативного знака. Логика, пришедшая вместе с семантикой к различению экстенсиональных и интенсиональных контекстов, экстенсионала и интенсионала (Р. Карнап), перевернула взаимоотношение внешней и внутренней форм слова: то, что Шпет считал внешней формой слова, отождествляя его с К., стало считаться более глубинным смысловым слоем. По А. Черчу, К. имеют «неязыковую природу», поскольку можно допустить «существование в концептах таких вещей, которые не имеют имени ни в одном из ныне существующих языков» (Черч А. Введение в математическую логику. Т. 1. М., 1960. С. 19). Тем самым Черч дает К. не психологистическое, а семантическое обоснование, связывая их со смысловым значением. Он проводит различие между предметным значением и смысловым значением формы, последнее определяется «концептом некоторого значения переменной х и совпадает со смыслом выражения, получаемого из формулы при подстановке в нее вместо всех вхождений х произвольного имени, смыслом которого является этот концепт» (Там же. С. 348).

Для Р. Карнапа К. — это значение термина, относящегося к метаязыку, который говорит о семантической системе. По его определению, «термин "концепт" будет употребляться как общее обозначение для свойств, отношений и тому подобных объектов (включая индивидные концепты... и функции, но не суждения). Для этого термина особенно важно подчеркнуть то обстоятельство, что он не должен пониматься в психологическом смысле, т.е. как относящийся к процессу воображения, мышления, понимания и т.п.; он, скорее, должен пониматься как термин, который относится к чему-то объективному, находящемуся в природе и выражаемому в языке десигнатором, не имеющим формы предложения» (Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959. С. 55).

После лингвистического поворота, осуществленного в философии в 1920-е, после различения Ф. Соссюром языка и речи, после возрождения неогумбольдтиантства начинается интенсивное обсуждение К. как специфической познавательной формы, его размежевание от понятия. Ж. Делёз и Ф. Гваттари снимают

проблему различия понятия и К. Все философы — от Платона до Бергсона, в том числе Гегель и Фейербах, — по их мнению, создавали К. К., согласно Делёзу и Гваттари, отсылает к миру возможного, принадлежит философии, где движение мысли к истине предполагает взаимообратимость: движение истины к мысли. Поскольку в основание постмодернистского философствования положен физический мир с вполне синергетической идеей хаоса и математический мир фрактальной геометрии, то естественно, что для представителей такой философии реальностью является возможностный мир. По Делёзу же и Гваттари, хаос преобладает над Космосом, при этом хаос нейтрален, он ни субъект, ни объект. Реальный мир рассматривается как поле опыта не относительно субъекта, а относительно «наличествования». Внутри этого наличествования есть творческие субъекты, деятельность которых направлена на устроение некоторого порядка внутри хаоса, превращая его в хаосмос. Философия в таком случае оказывается способом мгновенного схватывания чего-то, избавляющего от раздвоенности сознания из-за бесконечной текучести среды. Субъект формируется хаосом и К., который, как схватывание некоторого порядка, есть событие, целостность, и таких К. может быть множество — множество прорывов из хаоса. Но в силу изначальности хаоса снимается оппозиция речь— язык. Все оказывается погруженным в одну речевую стихию, и слабые выбросы из нее есть не грамматика языка, непременно связанная с предложениями, а философская грамматика, «говорящая фразами», из которых «не всегда извлекаются пропозиции» (Делёз Ж. и Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., 1998. С. 36). Это речевое схватывание можно абсолютно оправданно называть К., которому нет оппозиции в понятии, ибо в мире возможностей, связанном с текучестью, нет места понятию, связывающему разнообразие субъектов в некое объективное единство. К. — это событие, а событие — это не понятие. «Приписываемая им противоречивость (манифестируемая в понятии) есть как раз результат их несовместимости, а не наоборот» (Делёз Ж. Логика смысла. М., 1995. С. 205).

Коммуникативная природа К. и концепций не позволяет описать их с помощью понятий интенциональной феноменологии, делающей акцент на направленности сознания на вещь и противопоставляющей предметное содержание мысли актам мысли. Поэтому анализ К. включает в себя не только отношение «своей» и «чужой» речи в диалоге (М.М. Бахтин), но и новые варианты модификации феноменологии («респонсивная феноменология» Б. Вальденфельса), где отношение Другого и Я становится центральным, и новые варианты трансцендентализма (трансцендентальная прагматика языка К.О. Апеля, которая исходит из значимости вопросов и ответов для аналитики сознания, из понимания знания как трехместного интенционального акта, опосредованного знаком и включенного в контекст понятийно-языкового взаимопонимания).

Поворот философии к коммуникативным познавательным структурам, к анализу познавательных форм в контексте коммуникационных актов встретил созвучие и в повороте лингвистики к исследованию речи, прагматических контекстов языка, к выявлению К. как смысловых единиц метаязыка (Н.Д. Арутюнова) и к выделению универсальных элементарных концептов («семантических примитивов»), присущих всем естественным языкам (А. Вежбицка).

С.С. Неретина