Экология Человека

(human ecology) — применение экологических принципов к пониманию пространственного распределения социальных групп и связей внутри них. Подход  разработан ведущими социологами Чикагской школы Робертом Парком и Эрнстом Берджессом, которые использовали его в исследованиях городского общества (см. Городская социология) . Термин,  таким образом, часто был тождественен городской экологии, обозначая, что города  развиваются в соответствии с определенными особенностями физической окружающей среды (например, речными берегами) и действуют как "большой механизм сортировки" с точки зрения распределения обитающего в них населения. Данный процесс  происходит согласно экологическим принципам конкурентной борьбы между социальными группами за дефицитные ресурсы (экологическая конкуренция) . Так, скудость удобств и земли стимулирует рост цен на землю посредством притязаний на городское пространство  (экологическое вторжение) и непрерывностью новых заселений (экологическая непрерывность). В конечном счете создается город с рядом концентрических зон, в которых кварталы внутреннего города характеризуются коммерческим процветанием и снижением числа зданий, находящихся в частной собственности, окружаются ранее обосновавшимися рабочими окрестностями, а наиболее состоятельные группы отступают в удаленные предместья. Поскольку группы продолжают считать центральные или близкие к ним кварталы непривлекательными, происходит дальнейшая внешняя миграция  и сюда перемещаются новые социальные группы  (например, рабочие-иммигранты). Биологистские предположения о гуманитарной экологии подразумевали, что она в конечном счете приобрела дурную славу, хотя Эймос Хоули ("Гуманитарная экология:  теория  структуры общины" , 1950) попыталась восстановить подход, сосредоточившись скорее на взаимозависимости дифференцированных по занятости кварталов, чем на конкурентной борьбе между группами за дефицитные ресурсы. В целом, однако, остается фактом, что экологический подход  Чикагской школы недооценил важность планирования с точки зрения городского развития и игнорировал вероятную уникальность американского опыта.