МАНИЛОВ

МАНИЛОВ — персонаж поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души» (перв. том 1842 под ценз, назв. «Похождения Чичикова, или Мертвые души»; втор, том 1842-1845). Значимое имя М. (от глагола «манить», «заманивать») иронически обыгрывается Гоголем, пародирующим лень, бесплодную мечтательность, прожектерство, сентиментальность. Возможные литературные источники образа М.- персонажи произведений Н.М.Карамзина, например Эраст из повести «Бедная Лиза». Историческим прототипом, по мнению Лихачева, мог быть царь Николай I, обнаруживающий родство с типом М. Образ М. динамически разворачивается из пословицы: человек ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Вещи, окружающие М., свидетельствуют о его неприспособленности, оторванности от жизни, о безразличии к реальности: господский дом стоит на юру, «открытом всем ветрам»; М. проводит время в беседке с надписью «Храм уединенного размышления», где ему приходят в голову разные фантастические проекты, например провести подземный ход от дома или выстроить через пруд каменный мост; в кабинете М. два года подряд лежит книжка с закладкой на 14-й странице; в картузах, табачнице рассыпан пепел, горки выбитой из трубки золы аккуратно расставлены на столе и окнах, что составляет досуг М. М., погруженный в заманчивые размышления, никогда не выезжает на поля, а между тем мужики пьянствуют, у сереньких изб деревни М. ни одного деревца — «только одно бревно»; хозяйство идет как-то само собой; ключница ворует, слуги М. спят и повесничают.

Портрет М. построен по принципу количественного нагнетания положительного качества (восторженности, симпатии, гостеприимства) до крайнего избытка, переходящего в противоположное, отрицательное качество: «черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару»; в лице М. «выражение не только сладкое, но даже приторное, подобное той микстуре, которую ловкий светский доктор засластил немилосердно...»; «В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую <...> ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше...» Любовь М. и жены пародийно-сентиментальна. После восьми лет супружества они по-прежнему носят друг другу конфетки и лакомые кусочки со словами: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Обожают сюрпризы: готовят в подарок «бисерный чехольчик на зубочистку» или вязаный кошелек. Утонченная деликатность и сердечность М. выражается в абсурдных формах неуемного восторга: «щи, но от чистого сердца», «майский день, именины сердца»; чиновники, по словам М., сплошь препочтен-нейшие и прелюбезнейшие люди. Образ М. олицетворяет общечеловеческое явление — «маниловщину», то есть склонность к созданию химер, псевдофилософствованию. М. мечтает о соседе, с которым можно было бы беседовать «о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое...», философствовать «под тенью вяза» (пародия Гоголя на отвлеченность немецкого идеализма). Обобщенность, абстрактность, безразличие к деталям — свойства миросозерцания М. В своем бесплодном идеализме М.- антипод материалиста, практика и русофила Собаке-вича. М.- западник, тяготеет к просвещенному европейскому образу жизни. Жена М. изучала французский в пансионе, играет на фортепиано, а дети М.- Фемистоклюс и Алкид — получают домашнее образование; их имена, кроме того, заключают в себе героические претензии М. (Алкид — второе имя Геракла; Фемистокл — вождь афинской демократии), однако алогизм имени Фемистоклюс (имя греческое — окончание «юс» латинское) высмеивает начатки образования полуевропейского русского дворянства. Эффект гоголевского алогизма (уродство, нарушающее благопристойную норму предметного ряда) подчеркивает упадочность «маниловщины»: за обедом у М. на стол ставится щегольский подсвечник с тремя античными грациями и рядом «медный инвалид, хромой... весь в сале»; в гостиной — «прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей» — и два кресла, обтянутые рогожей. Поместье М — первый круг Дантова ада, куда спускается Чичиков, первая стадия «омертвелости» души (М. еще сохраняет симпатию к людям), заключающаяся, по Гоголю, в отсутствии какого бы то ни было «задора». Фигура М. погружена в тусклую атмосферу, выдержанную в сумеречно-пепельных и серых тонах, создавая «ощущение странной эфемерности изображаемого» (В.Маркович). Сравнение М. со «слишком умным министром» указывает на призрачную эфемерность и прожектерство высшей государственной власти, типические черты которой — пошлая слащавость и лицемерие (С.Машинский).

В инсценировке поэмы, осуществленной МХАТом (1932), роль М. исполнял М.Н.Кедров.

Лит.: Лихачев Д.С. Социальные корни типа Манилова

//Вшок М.В.ГОГОЛЮ. Гоголь i час. Харкш, 1989; Маркович В. Петербургские повести Н.В.Гоголя. Л., 1989; см. также Лит. к статье «ЧИЧИКОВ».

А.Б.Галкин

МАНбН ЛБСКб (фр. Manon Lescaut) — re- 249 роиня романа А.-Ф.Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско» (1731). Реальный прототип до настоящего времени неизвестен, хотя некоторые исследователи, в числе которых отечественный литературовед Ю.Б.Виппер, находили возможность сравнивать сюжет романа с историей любви его автора к некоей Ленки, а французский исследователь И.Бенабу считает, что, возможно, Прево нашел своих Манон и де Грие в партии высланных в 1719 году в Америку. Литературным источником образа считают персонаж по имени Манон, описанный в романе Р.Шаля «Знаменитые француженки» (1713).

Образ М.Л., созданный аббатом Прево, — один из «стержневых» женских характеров европейской литературы, очертивших собою русло, в котором позднейшие авторы будут развивать тему женской сути, ее роковой неуловимости и губительного соблазна. «Парадиг-мальное» значение фигуры М.Л. несомненно: знаменитые героини Мериме, Бальзака, Э.Бронте, Мопассана, Пруста, Набокова и многих других европейских и американских писателей как бы несут в себе частицу этой французской девушки времен Регентства, с ее двусмысленным очарованием и неразрешимой загадкой. Появление М.Л. было подготовлено многими веками рефлексии над проблемой женской природы и женского начала, выразившей себя в мифологических образах богинь любви, легендарных героинь, а затем и в персонажах драм, новелл, романов. Но именно в культуре зрелого рококо с присущей ей апологией женственности, поэтикой I'ambiquite (двусмысленности) мог возникнуть феномен М.Л., безгрешной развратницы, бескорыстной любительницы роскоши, скромной искусительницы, ставшей предметом сердечного увлечения благородного юноши.

Девушка «из заурядной семьи», М.Л. присутствует на страницах романа уже преображенная любовью кавалера де Грие, рассказывающего историю своей страсти некоему «знатному человеку», господину де Ренонку-ру. Последний и выносит на суд читателя печальное и трогательное повествование о злоключениях юной пары, гонимой жестоким «светом», а также о перипетиях душевной жизни кавалера, чья добродетель дворянина и рыцаря Мальтийского ордена падает жертвой всепоглощающего чувства к «кроткой и нежной», неуловимой М.Л., питающей склонность к удовольствиям.

Образ М.Л. — несомненно шедевр автора, сочетающий в себе афористическую «непререкаемость» и исчерпывающую полноту смыслов при экономной лаконичности литературных средств. Он рождается из исповеди кавалера де Грие, будучи осенен множеством противоречивых чувств и движений души героя. Благоговение перед неописуемым совершенством прелестного создания, умиление ее детской хрупкостью, ущемленность собственной бедностью и невозможностью «доставить Ма нон все необходимое» и, наконец, горькое изумление перед внезапно открывшейся порочностью девушки — все это составляющие облика героини, ставшей частью душевной жизни ее возлюбленного. Таким образом, героиня «светит» как бы «отраженным светом». Проецируемые на нее горестная рефлексия и страстные порывы де Грие, не замутняя образ, тем не менее лишают его четкости очертаний, способной гарантировать читателю понимание. Это обстоятельство заставило исследователей романа много рассуждать о «характере» М.Л., ее «кругозоре», уровне ее «интеллекта» и наравне с ее любовником гадать, кто она — «чудовище разврата и испорченности или сама невинность и чистота, уличная девка или ангел» (В.Р.Гриб). По-видимому, попытки «прочитать» героиню, игнорируя ее «литературную роль», то есть устойчивую «организацию поведения персонажа, облегченную определенной стилистикой» (Л.Я.Гинзбург), ничего не добавят к пониманию. И даже, напротив, домыслившие того, о чем не рассуждает автор устами своего протагониста, то есть догадки о ее «внутренней ограниченности» (Е.А.Гунст), примитивности ее жизненной стратегии, способно изъять образ из современного ему литературного контекста, разрушив характерный для него тип гармонии и его целостность. М.Л. предстает на страницах романа преимущественно в восприятии де Грие, «фиксирующего» детали поведения любимой, изменения ее внешности, знаки ее душевного настроя. В облике М.Л., оставшемся в памяти и воображении кавалера, преобладает нечто визуализированное. Читатель слышит голос героини очень редко. При этом «тексты» М.Л., ее письмо, признания странным образом контрастируют с теми проявлениями девушки, которые пересказаны протагонистом, а не «приведены» им «дословно». Возможно, это одна из причин, заставивших критиков догадываться о том, «какова М.Л. на самом деле». Несовпадение «молчащей» и «говорящей» героини, по-видимому, литературный прием, создающий прелестный эффект «мерцания» образа, характерный для поэтики рококо, которой принадлежит роман Прево.

История роковой любви, страдающей от прессинга официальной морали и борющейся одновременно с голосами добродетели и призраками порока,- история М.Л. и де Грие уникальна и типологична: она вмещает в себя все истории любви с ее таинственной природой и вечной противоречивостью. Типоло-гичен и образ М.Л. Вместо чувственной ощутимости, наглядности, характерных для типического образа, в образе героини Прево обнаруживается нарочитая неполнота, непрояс-ненность. Облик девушки, которую многократно (но весьма не конкретно) описывает де Грие, все-таки не возникает перед нашими глазами, подобно обликам героинь европейского психологического романа XIX века. Благодаря этому обстоятельству «образ-контур» обнаружил солидную ретроспективу и бесконечную перспективу, связав мифологическую Елену Троянскую, библейскую Еву с многочисленными образами лукавых и непостижимых дочерей Евы, таких, как Кармен, прустовская Одетта, Скарлетт О 'Хора. Образ М.Л. оказался своего рода «формулой женственности». Однако это «дразнящее женское существо» может быть прочитано и как литературное воплощение юнговской «Анимы», природного архетипа, вмещающего в себя колоссальное содержание, относимое к сфере бессознательного, мощное начало естества, не чуждое ни добра, ни зла, опасное, табуированное, ма-гичное. При этом, с точки зрения Юнга, «связь с Анимой является пробой мужества и огненной ордалией для духовных и моральных сил мужчины» («Об архетипах коллективного бессознательного»). Любовь де Грие к М.Л., с ее покорностью, неколебимой верностью, с ее жертвенностью, несет в себе нечто от сокровенного знания и возвышающейся над всеми социальными установлениями мудрости. А сама героиня предстает как неисповедимое и неустранимое женское начало, проекция мужского сознания, являющая существу противоположного пола всех демонов, кишащих в нем. Так, М.Л. и де Грие (похожие друг на друга, что замечено многими исследователями романа) есть по существу нерасторжимая целостность, единство, природа которого сколь естественна, столь и драматична, как извечно драматичен диалог человека с самим собой.

М.Л.- один из наиболее популярных транскультурных образов. Он стал символом женской непостижимости и лукавства. О нем много рассуждали А.Дюма-сын (героиня которого — «дама с камелиями» — есть несомненная «реплика» персонажа Прево), Мопассан, а из россиян — Белинский и Тургенев.

М.Л. стала героиней двух опер — Ж.Массне (1884) и ДЛуччини (1893).

Лит.: Sgard S. Prevost romancier. P., 1968; Jaccard S.L. Manon Lescaut. Le personnage — romancier. P., 1975; Гунст Е.А. Жизнь и творчество аббата Прево

//А.-Ф.Прево. История кавалера де Грие и Манон Ле-ско. М., 1978; Singerman A.S. L'abbe Prevost Vamour et la morale. Geneve, 1987; Пахсарьян Н.Т. Роман А.Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско»

//Генезис, поэтика и жанровая система французского романа 1690-1760-х годов. Днепропетровск, 1996.

Л.Е.Баженова

Источник: Энциклопедия литературных героев на Gufo.me


Значения в других словарях

  1. Манилов — орф. Манилов, -а Орфографический словарь Лопатина
  2. МАНИЛОВ — см. МАНАКОВ Словарь русских фамилий
  3. манилов — Манилов м. 1. Литературный персонаж. 2. Употребляется как символ прожектёра, мечтательно-благодушного фантазёра, бездеятельного болтуна, автора заманчивых, привлекательных, но всегда не осуществимых проектов. Толковый словарь Ефремовой