Гуль Роман Борисович

(8.1.1896, Киев 30.1.1986, Нью-Йорк) — писатель, литературный критик. По отцу — потомок обрусевших шведов, мать — из старинного дворянского рода. Отец Г., которого он рано потерял, был присяжным поверенным, богатым помещиком. Детство и юность Г. прошли в Пензе и в поместье отца. В 1914 поступил на юридический факультет Московского университета, но через два года был мобилизован. Весной 1917 окончил офицерскую школу в Москве и отправлен на фронт, где его застала Октябрьская революция, В декабре возвратился к матери в Пензу; в бесчинствах толпы на улицах города увидел «страсть всеразрушения, всеистребления и дикой ненависти к закону, порядку, праву, покою, обычаю, ...именно тот всенародный бунт, о котором Пушкин писал «бессмысленный и беспощадный». Вместе с братом Сергеем вступил в Добровольческую армию, участвовал в «Ледяном походе» генерала Корнилова, был легко ранен. В Киеве братья были мобилизованы в армию гетмана Скоропадского и после захвата Киева Петлюрой оказались военнопленными; в начале 1919 вывезены немецким военным командованием в Германию, жили в лагерях для «перемещенных лиц». Войти в офицерские части, формировавшиеся в помощь белой армии, Г. отказался: «Я почувствовал, что убить русского человека мне трудно». Работал у торговца лесом дровосеком, обдирщиком коры. С 1920 жил в Берлине, куда приехали из Советской России его мать и невеста, Ольга Андреевна Новохатская, с которой Г. обвенчался в 1927. Сотрудничал в газетах и журналах «Жизнь», «Время», «Русский эмигрант», «Голос России». Примкнул к «сменовеховцам», но вскоре отошел от них, навсегда оставшись непримиримым в отношении «полулюдей», как называл он правителей СССР: «Их жизнью была исключительно партия. В партии интриги, склоки, борьба, но главное — власть, власть, власть, власть над людьми». «Чувство небывалого отвращения ко всей этой всероссийской революции» определило выбор Г. эмигрантской судьбы: «Родина без свободы для меня не родина, а свобода без родины хоть и очень тяжела, но все-таки остается свободой». Прожив в эмиграции 6 8 лет, Г. не утратил духовной связи с Россией: «Хотим мы этого или не хотим, ...мы ведь работаем, пишем, сочиняем только для нее, для России... В 1933 Г. был заключен нацистами в концлагерь; в сентябре, после освобождения, эмигрировал в Париж; в 1937 выпустил книгу «Ораниенбург. Что я видел в гитлеровском концентрационном лагере». В 1936-37 работал в Лондоне как киносценарист. Во время оккупации Парижа бежал на юг Франции (Лотэ-Гаронн); жил на ферме близ Нерака, работал на стекольном заводе, затем крестьянином-испольщиком. В 1945 вернулся в Париж, создал группу «Русское народное движение», издавал газету «Народная правда» (1948-52, Париж, Нью-Йорк), имея целью помощь соотечественникам, оказавшимся после 2-й мировой войны на Западе, В 1952 переехал в Нью-Йорк. Литературное имя Г. принес роман «Ледяной поход» (Берлин, 1921: М. 1990), замеченный в эмигрантской среде и в Советской России, заслуживший похвалу М.Горького.З.Гржебин рассказал Г., что видел его роман на столе у Ленина. Книга звучала как протест против гражданской войны с ее развращающей жестокостью братоубийства. Ту же тему Г. развил в «художественной биографии» «Конь рыжий», о которой И.Бунин писал автору: «Все еще вспоминаю порой Ваш роман — столько в нем совершенно прекрасных страниц!» (в то же время укоряя Г. «за вздохи о «братоубийственной войне»). Собственный опыт и рассказы других эмигрантов стали основой книг Г. «Жизнь на фукса» (М.-Пг., 1923), «В рассеянии сущие» (Берлин, 1923) и «Белые по Черному» (М., 1928), Интерес Г. к ярким историческим личностям проявился в романе «Генерал БО» (Берлин, 1929, в последующ, изд. — «Азеф»); переведенный на 9 языков, включая японский, он привлек внимание А.Мальро и А.Камю. Центральные фигуры романа «Скиф» (Берлин, 1931) — М.Бакунин и Николай 1 (в 1974 переизд. в Нью-Йорке под назв. «Бакунин»). В 1922 в Берлине вышла книга «Тухачевский. Красный маршал» — один из лучших психологических этюдов Г. Продолжая анализировать обстоятельства и свойства характеров, которые вынесли будущих советских полководцев на руководящие посты, помогли им увлечь крестьянскую Россию и разгромить белых генералов, издал в 1933 книгу «Красные маршалы. Ворошилов, Буденный, Блюхер, Котовский» (переизд. М,, 1990). История коммунистического террора воссоздана в книге «Дзержинский (Менжинский, Петерс, Лацис, Ягода)». Цель террора Г. видел в уничтожении свободомыслия — почвы, на которой только может существовать культура: «В СССР у населения навеки разрушена память о прошлой России, отняты мысль, слово, и духовно советское население омертвело: мертвые молчат, и живые молчат, как мертвые»; эмиграция, по мнению Г., стала хранительницей русских культурных традиций, значительно обогатив и европейскую культуру. В 1978 Г. начал публиковать в «Новом журнале» трехтомный труд «Я унес Россию. Апология эмиграции» (полностью — в нью-йоркском изд-ве «Мост»: T.I — «Россия в Германии», 1984: т.2. — «Россия во Франции», 1984: т.З — «Россия в Америке», 1989), по замыслу Г., «некий справочник по истории Зарубежной России», хотя и носящий субъективный характер.Г. дает пестрый и увлекательный сплав явлений, составляющих жизнь русской эмиграции, характеризует общественные и философские течения и объединения (масонство, «сменовеховство», евразийство и др.), рассказывает о деятельности русских издательств, о судьбе архивов, включает в повествование психологические и сатирические портреты известных и безвестных деятелей. Критики признали трилогию «огромной и ценнейшей» работой. Критические работы Г. вошли в сборники «Одвуконь: Советская и эмигрантская литература» (Нью-Йорк, 1973) и «Одвуконь 2: Статьи» (Нью-Йорк, 1982). Объясняя название, Г. писал, что на долю эмигрантской литературы выпала роль «запасного коня», «но когда-нибудь настанет день — и непременно настанет — когда вся полувековая халтура «инженеров человеческих душ» отомрет, а творчество советских писателей, кто несмотря ни на что оставался духовно свободным, сольется с творчеством русских свободных писателейэмигрантов». В работах Г. оба эти русла уже слиты. Ценностные критерии он находил в традициях русской классической литературы. Увлекающийся и увлекающий читателя критик, Г. тонко чувствовал оттенки, тона и полутона писательской манеры; художественным образам он давал проникновенное и часто необычное толкование. Б.Пастернак, прочитав статью Г. о романе «Доктор Живаго» (1958), просил передать автору, что «она превосходит своей красотой и глубиной все, на что я надеялся и что заслужил». «Преувеличенность, баснословность рисунка — законные черты в изобразительном даре Цветаевой, — писал Г. о ее прозе. — Они естественно рождены как из ее общего мироощущения, так и из исповедания ею некой заповеди мифотворчества. А так как искусство и жизнь были Цветаевой неразрывно слиты (она знала только «правду всего существа»), то и мифотворчество становилось не только литературным приемом, но приемом видения мира». Рассматривая русскую литературу в контексте мирового литературного процесса, Г. утверждал, что Экзистенциализм Г.Иванова «много старше сен-жерменовского экзистенциализма Сартра и «уходит корнями... в граниты имперского Петербурга». По поводу «Реквиема» А.Ахматовой писал, что в приложении к ней «эпитет большого русского поэта (и в наши дни единственного большого) совершенно естественен». В А.Солженицыне видел «исключительное явление»; «Россия Солженицына это больше, чем государство, чем страна, нет, это некая русскость, разлитая в мире, в ее лучшем и духовном чувствовании». Высоко ценил романы В.Дудинцева, поэзию Б.Окуджавы. Деятельность редактора Г. начал в Берлине в 1920 в журнале «Жизнь» по приглашению В.Станкевича, затем работал в «Новой русской книге» вместе с А.Ященко (1922-24). В 1952 начал сотрудничать в «Новом журнале» (Нью-Йорк), с 1959 его главный редактор, стремился, чтобы журнал был бы своего рода «магнитофонной лентой», на которой записаны для будущего голоса русских писателей, выдающихся мыслителей, ученых, общественных и религиозных деятелей. Посмертно в «Новом журнале» (1986, № 164) опубликованы мемуары «Моя биография».