философия сознания глазами ученых

ФИЛОСОФИЯ СОЗНАНИЯ ГЛАЗАМИ УЧЕНЫХ — концепции физиков, математиков, нейробиологов, посвященные объяснению феномена сознания. Еще сравнительно недавно мало кто из них интересовался проблемой сознания (исключениями являются У. Пенфильд, Р. Сперри, Дж. Экклз). Ограничение методологических инструментов концептуальным и лингвистическим анализом и боязнь выхода к эмпирическим фактам науки, считают ученые, делают философские споры малопродуктивными. Нужны принципиально новые перспективы и когнитивные средства. При этом специалисты разных дисциплин — нейробиологи или физики — ищут эти перспективы, базируясь на материале и методологии их собственных наук, в результате чего они оказываются разными. Хотя эти теории не являются в строгом смысле философскими, они дают представление о новом витке в дискуссиях о сознании и о складывающемся напряжении между философией и наукой.

Ф. Крик: «Удивительная гипотеза». В первую очередь, следует отметить работы в области нейронаук. В 1994 вышла вызвавшая широкий резонанс книга Фрэнсиса Крика «Удивительная гипотеза: Научный поиск души». Крик настроен скептически по отношению к философам и к философии вообще, считая неплодотворными их абстрактные рассуждения. Получивший Нобелевскую премию за расшифровку ДНК (совместо с Дж. Уотсоном и М. Уилкинс), он поставил перед собой следующую задачу: расшифровать природу сознания на основе конкретных фактов работы мозга. По большому счету его волнует не вопрос «что такое сознание?», а то, как мозг производит его. Он говорит: «"Вы", ваши радости и печали, ваши воспоминания и амбиции, ваше чувство личностной тождественности и свободы воли — в действительности, не больше, нежели поведение огромного сообщества нервных клеток и их взаимодействующих молекул». Больше всего Крика занимает вопрос, каков характер структур и закономерностей, обеспечивающих единство сознательного акта («the binding problem»). Почему получаемые мозгом очень разные стимулы оказываются связанными между собой таким образом, что в итоге продуцируют унифицированный опыт, напр. образ идущего кота. Именно в характере связей мозга, считает он, следует искать объяснение феномена сознания. «Удивительная гипотеза», собственно, состоит в том, что ключом к пониманию природы сознания и его феноменологических характеристик, возможно, являются фиксируемые в опытах синхронизированные вспышки нейронов в диапазоне от 35 до 70 герц в сетях, связывающих таламус с корой головного мозга. Естественно, что и философы, и когнитивные ученые усомнились, что из колебания нервных волокон, возможно действительно связанных с проявлением феноменальных черт опыта, можно строить гипотезы о сознании.

Дж. Эдельман: Модель «сознания высшего уровня».

Не меньший резонанс среди философов и ученых вызвала нейробиологическая теория сознания Дж. Эдельмана. Его перу принадлежит серия книг, нацеленных на создание глобальной теории мозга, связывающей нейробиологию с физикой и эволюционной биологией. Как и Крика, его интересует не столько вопрос, что такое сознание, сколько как оно производится. Оставив в стороне метафизические вопросы, он выдвинул ряд гипотез, с учетом, как он пишет, имеющихся твердых эмпирических фактов. В последней книге «Ясный воздух, прекрасный огонь: О делах сознания» (1992) он, базируясь на дарвинизме и идее эмерджентной эволюции, выдвинул идею о решающей роли адаптационных и селекционных механизмов каждого индивидуального мозга в ответ на воздействия среды. Один из его главных выводов состоит в том, что мозг является не обучающимся, а селекционным механизмом; его развитие происходит не благодаря изменениям в фиксированном наборе нейронов, а под влиянием процессов селекции, элиминирующих одни нейронные группы и усиливающие др. К первичным характеристикам сознания он относит повтор изображений, категоризацию, обучение, память, различение между самостью и не-самостью и др. Его модель «сознания высшего уровня» строится на предположении о предварительной лингвистической, «категориальной», обработке чувственной информации при поступлении ее в память. Именно в процессе обработки создается чувство прошлого и будущего, возможность самосознания и самотождественности самости.

Критики высоко оценивают обстоятельность проделанной им работы и неординарность выдвинутых гипотез. В то же время отмечают, что остается неясным, где и на каком уровне возникает сознание и, самое главное, каким образом на основе нейрофизической теории можно объяснить качественную определенность опыта (квалиа). Д. Сёрл, напр., считает, что ни Крик, ни Эдельман не понимают, что никакое научное (каузальное) объяснение производства сознания мозгом еще не обнаруживает сознание, поскольку в нем пропадает само сознание, та субъективная реальность, которая делает человека индивидом.

Конкурентами нейробиологов в раскрытии тайны сознания являются физики, предлагающие существенно иные перспективы и стратегии. Одна из главных их посылок состоит в том, что нельзя заниматься сознанием, не имея всеохватывающего представления о «веществе» мира, ибо загадки сознания теснейшим образом связаны с загадками материи. Онтологию сознания следует строить, апеллируя непосредственно к физическим теориям, а не к частичным нейрофизиологическим открытиям, а тем более к умозрительным конструкциям философов. Философские теории сознания страдают от фундаментального порока: они логически несовместимы с наиболее подтвержденной теорией из всех когда-либо имевшихся в распоряжении человека, а именно с квантовой механикой. За исключением теорий М. Локвуда (1989) и Д. Чэлмерса (1996), большинство философов, в том числе называющих себя физикалистами, рассуждают о сознании и мозге таким образом, будто квантовая механика вообще не существует, или она совершенно иррелевантна этой тематике.

Пересмотр роли физики в объяснении сознания должен идти в следующем направлении: признать за философскими (не-квантовыми) теориями сознания прагматическую ценность на уровне повседневности и в приблизительном предсказании сознательных актов. Но, с точки зрения онтологического реализма, признать их ложными — это то же, как мы признаем онтологически ложными объяснения «фолк-физики» в сравнении с объяснениями на базе квантовой физики. Все эти предлагаемые физиками новые перспективы так или иначе сопряжены с реабилитацией физического редукционизма. Надежды на новые перспективы разделяют и некоторые философы. Они полагают, что переход к квантовой когнитивной науке сломает привычные стереотипы мышления, лишит смысла оппозиции «физическое— ментальное», «субъективное—объективное», «монизм— дуализм» и, в целом, расчистит дорогу для радикально новых подходов к сознанию.

Р. Пенроуз: «Физицизм», платонизм, панпсихизм. Говоря о предлагаемых физиками перспективах, в первую очередь следует назвать вызвавшие большой резонанс (и острую полемику) книги математика, физика-теоретика и космолога Роджера Пенроуза (рус. пер.: «Новый ум короля: О компьютерах, мышлении и законах физики». М., 2003; «Большое, малое и человеческий разум». М., 2004; «Тени разума. В поискахнауки о сознании». М., 2005). Пенроуз занимает твердую сциентистскую позицию, которую некоторые комментаторы считают правильнее называть «физицизмом», а не физикализмом. Мы не имеем права рассуждать о мозге и сознании, говорит он, игнорируя два фундаментальных интеллектуальных достижения 20 в. — квантовую механику и теорему Геделя. Гедель показал, что в математических системах имеются истинные высказывания, недоказуемые в рамках этих систем. Этот тезис играет решающую роль в логических и метафизических построениях Пенроуза. Он отвергает любые стратегии объяснения сознания на основе аналогий с компьютерами (как «сильный AI», так и «слабый AI»). Его аргумент таков: в осознанном человеческом мышлении и поведении существуют некоторые алгоритмические сферы (они выражены теоремой Геделя), принципиально не поддающиеся «вычислимости» и симуляции алгоритмически работающим компьютером. Развивая один из вариантов квантовой версии физикализма, Пенроуз высказывает следующую гипотезу: неалгоритмический характер процессов сознания, возможно, связан с объективным коллапсом волновых функций макроскопических переменных. Существует макроскопическая квантовая когерентность на субнейронном уровне; точнее — в микротрубках цитоскелета, которые на границах клеток играют организующую роль в работе нейронов, определяя конечное состояние ансамбля нейронов. Главный ключ к пониманию сознания он видит в создании революционной теории, основанной на новом — некомпутационном — типе квантовой механики, которая как-то примирит квантовую теорию с теорией относительности, объяснит гравитацию, физику нейрофизиологических процессов и на этой основе объяснит феномен сознания. Пенроуз не ограничился физическими гипотезами о процессах мозга, ответственных за квантово-волновой коллапс «вспышки» сознания. В совокупности эти гипотезы образуют классическую метафизику, рисующую унифицированную (монистическую) картину бытия, в которую сознание включено не как индивидуальное, а как глобальное свойство. В основе рисуемой им метафизической картины лежат законы физики, к которым должны быть сведены законы всех др. дисциплин, в том числе биологии и психологии.

Глобальные физикалистские системы, как показывает история, обычно подпитываются математикой, истолкование которой чревато платонизмом. Физический мир у Пенроуза ведет себя в соответствии с законами математики; последние представляют собой вневременный платоновский мир идей, абсолютов и математических истин. «Многие физики и математики, — говорит он, подразумевая в том числе и себя, — предпочли бы считать физический мир порождением "вневременного" математического мира идей» (Пенроуз Р., Шимони А., Картрайт Н., Хокинг С. Большое, малое и человеческий разум. М., 2004. С. 16). Рисуемая им картина реальности состоит из трех «миров»: физического, ментального и математического. Каждый мир выступает основой для следующего в бесконечном замкнутом круге: физический мир составляет основу ментального мира, который, в свою очередь, составляет основу математического мира, а математический мир составляет основу физического, и так далее по кругу. В отличие от К. Поппера, у которого в трехчленной схеме реальности «третий мир» был миром культуры, у Пенроуза это «платонический мир».

Интересно следующее: в отличие от физикалистов-элиминативистов, Пенроуз не освобождает реальность от ментального, толкуя ее в духе панпсихизма. Будучи сторонником некомпутационной физики, он не видит весомых контраргументов против предположения, что некая ментальность является онтологически фундаментальным свойством Вселенной. «Мне представляется несомненным, что с каждым проявлением операции OR (объективной редукции. — Н.Ю.) должна быть связана какая-то протоментальность, однако она является в каком-то смысле «крошечной»» (Там же. С. 171.). Как и философ Чэлмерс, Пенроуз прячет эту протоментальность во внутренние свойства самой материи. «Будем ли мы по-прежнему считать наш мир "физически обоснованным", если вдруг выяснится, что где-то на фундаментальном уровне он содержит элементы протоментальности?» Его ответ таков: «Этот вопрос относится, скорее, к терминологии; однако, по крайней мере в данный момент, мысль о такой возможности дает мне ощущение счастья» (Там же. С. 175).

Концепция Пенроуза вызвала бурную, в том числе критическую, реакцию ученых. Разумеется, философы тоже не остались в долгу. Однако далеко не всем им квалификация позволила вступить в полемику с Пенроузом, оперирующим специальным материалом из области физики, математики, нейрофизиологии. Среди тех, кто не побоялся это сделать — известные философы X. Патнэм, Чэлмерс, Сёрл. Чэлмерс, напр., категорически не согласился ни с толкованием Пенроузом теоремы Геделя, ни с его негативизмом в отношении аналогий сознания с компьютером, ни с возвеличиванием роли квантовой механики и умалением роли философии в объяснении сознания. Несмотря на поразительные предсказания эмпирических фактов с помощью квантовой механики, говорит он, в образующих ее теориях нет и намека на консенсус в ответе на вопрос, чем в действительности является наш мир. У Чэлмерса встречное предположение: поскольку сегодня квантовая механика не в состоянии пролить свет на тайну сознания, возможно, именно новый философский взгляд на сознание поможет разобраться с трудностями квантовой механики. В частности, он полагает, что разработанная им самим теория сознания смягчит «коллапс волновой теории» (Chalmers D.J. The Conscious Mind. In Search of Fundamental Theory. N. Y., Oxford et al., 1996. P. 331).

Развернутая критика концепции Пенроуза содержится в книге Сёрла «Тайна сознания» (1997). Сёрл упрекает Пенроуза за добавление к двум тайнам — к тайне сознания и тайне квантовой механики — третьей тайны, а именно неведомой никому некомпутационной квантовой механики, которой надлежит объяснить гравитацию, а заодно и сознание. Подход к объяснению сознания на основе одной из интерпретаций теоремы Геделя, при отрицании значимости компьютерного моделирования, он считает в высшей степени рискованным, ибо есть и др. интерпретации той же теоремы. Хотя Сёрл известен своей критикой «сильного AI», сводящего сознание к компутационным процессам, он не отрицает вариант «слабого AI», т.е. способность компьютера симулировать обуславливающие сознание причинные процессы мозга, не гарантируя сознание как осознанность. Что касается круговой метафизики трех миров Пенроуза, то этот «самопровозглашенный платонизм», говорит Сёрл, «не дает когерентного объяснения, что же представляют собой отношения этих основ, и как предположительно они работают» (SearleJ.R. The Mystery of Consciousness. P. 87).

Из его концепции «вы можете узнать многое о теореме Геделя и о квантовой механике. Однако вы мало что узнаете о сознании» (Ibid. P. 89). Ринувшись в пучину окружающих феномен сознания вопросов, ученые, в том числе Пенроуз, в своих гипотетических построениях оставляют уязвимые места в силу недооценки значимости критической философской рефлексии — созданного в истории мысли фильтра, отсеивающего фантазии от реальности.

Физикалист Д. Деннет, оппонент Сёрла в понимании сознания, солидарен с ним в этой оценке: он обращает внимание на самонадеянность ученых, на допущение грубых философских ошибок. Отпускает едкие замечания по поводу методологических заблуждений нейрофизиологов, ищущих в мозгу ответственный за сознание «главный нейрон», точно фиксируемые нейронные сети (он называет их «картезианскими материалистами»), или физиков, ищущих сознание в индетерминистских и иных явлениях квантовой механики. Все эти поиски, считает он, заранее обречены на провал, поскольку объяснение сознания в терминах любых физических процессов (нейрофизиологии, квантовых коллапсов, битов информации) всегда существенно неполно: упускается главное — содержательный, когнитивный аспект сознания, как мысли себя мыслят в языково-культурной среде.

Полемика философов и ученых по поводу подходов к исследованию сознания не могла не выйти на старую метафилософскую и культурологическую тему об отношении философии и науки.

Сопоставление начальных интенций физикалистского движения с его современным состоянием показывает изменения в психологическом отношении к проблеме сознания. Один из уроков, извлеченных из неудач применения разных стратегий, выражен фразой, которой начинаются многие книги последних лет: «К сознанию следует относиться серьезно». Это означает признать факт, что феномен сознания оказался гораздо сложнее, нежели это представлялось ранее. Что на самом деле это не одно какое-то свойство, которое может быть однажды открыто и внесено в список решенных проблем, а конгломерат свойств, требующих для их объяснения, возможно, применения разных дисциплинарных методологий, а возможно, принципиально нового знания, если загадки сознания действительно теснейшим образом связаны с загадками материи.

«Твердыми орешками» оказались практически все аспекты, относящееся к генезису, «фурнитуре» и «архитектуре» сознания: из чего «произрастает» сознание, качественная или феноменальная определенность сознания (квалиа), интенциональность, психофизическое взаимодействие; соотношение феноменальных и когнитивно-информационных компонентов; источники значения (откуда самоактивность самости и творчество смыслов?); статус идеального, диалектика языка и сознания; свобода воли, субъективность, личностное, моральная ответственность. И, конечно, самый трудный, глобальный, вопрос — о взаимодействии биологического и социального. Создав искусственный интеллект, расшифровав структуру ДНК, клонировав овечку Долли, научившись исследовать те или иные проявления сознания с помощью хирургического и химического вмешательства в мозг, наука показала свою мощь. Но объяснить, как из живой материи мозга «выскакивают» не подчиняющиеся законам материи смыслы и языковые значения и как в опыте творятся субъективные квалиа, — она не в состоянии.

В свете пролиферации теорий сознания и ввиду наблюдаемой в последнее время реанимации неодуализма напрашивается вывод, что в физикалистских объяснениях сознания никакого прогресса не произошло. Конечно, «окончательного» ответа мы в них не найдем, как, впрочем, не найдем его и в дуалистических, и в научных объяснениях. Нынешнее знание еще очень далеко от понимания, каким образом довербальная нейронная активность мозга выливается в итоге в вербальные продукты в виде семантически осмысленных высказываний. Можно только выдвигать гипотезы, которые, в зависимости от дальнейших исследований как сознания, так и материи, могут оказаться правдоподобными или отброшенными. Тем не менее прогресс все же есть. По сравнению со спекулятивными теориями прошлого имеет место прояснение проблемы сознания: были проведены более тонкие дистинкции; переформулированы старые проблемы и обозначено множество подпроблем; появились новые понятия и когнитивные инструменты, позволяющие проводить более разнообразную работу. Были переброшены междисциплинарные мосты и установлены более тесные контакты с наукой. Все это существенно расширило смысловое поле как философии сознания, так и философии в целом, в чем важнейший признак ее продвижения вперед.

Как определенное течение в философии сознания, физикализм возник в рамках аналитической философии, а большинство его сторонников так или иначе прошли ее школу. Полученная в результате аналитического тренинга когнитивная культура послужила основой, на которой дисциплина, именуемая «философия сознания», ранее находившаяся на обочине англоязычной мысли, сегодня смогла занять авангардное место. В значительной степени благодаря проделанной философами-аналитиками работе, она стала самодостаточной, не испытывающей особой нужды в подпитке европейскими идеями. Ее открытость критике и чуткость к «посланиям», идущим из разных областей знания, прежде всего из науки, позволили выпрыгнуть из «языковой тюрьмы», в которую ее загнали Витгенштейн, Д. Остин и др. лингвистические аналитики, потеснить в сторону релятивизм «концептуальных каркасов» Р. Карнапа, историцизм Т. Куна, оставить без внимания постмодернистские релятивистские изыски. В силу преимущественного интереса к реальным проблемам науки, а не к культурно-историческим дескрипциям, аналитическая философия не прошла мимо таких колоссальных новаций 20 в., как создание искусственного интеллекта, расшифровка ДНК, клонирование животных, исследования в нейробиологии. Она увидела в них множество новых философских проблем, которые остаются невидимыми для самих ученых. См. также Сознание, Физикализм.

Н.С. Юпина

Лит.: Пенроуз Р. Шимони А., Картрайт Н., Хокинг С. Большое, малое и человеческий разум. М., 2004; Crick E Astonishing Hypotheses: the Scientific Search for the Soul. N. Y., 1994; Edelman G. Neural Darwinism: The Theory of Neuronal Group Selection. N. Y., 1987; Edelman G. Topobiology: An Introduction to Molecular Embryology. N.Y., 1988; Edelman G. The Remembered Present: The Biological Theory of Consciousness. N.Y., 1989; Edelman G. Bright Air, Brilliant Fire: on the Matters of the Mind. N.Y, 1992; Searle J.R. The Mystery of Consciousness. L., 1998; Consciousness: New Philosophical Perspectives. Oxford, 2003; Penrose R. Shadows of the Mind: A Search for the Missing Science of Consciousness. Oxford, 1994; Penrose R. Letter to The New York Times Book Review, Dec 18, 1994; Penrose R., Shimony A., Cart-wright N., Hawkins St. The Large, the Small and the Human Mind. Cambridge, 1997; Putnam H. Review of Shadows of the Mind // The New York Times Book Review. Nov 20. 199 4; Chalmers D.J. T h e Conscious Mind. In Search of Fundamental Theory. N.Y, Oxford, 1996.

Источник: Энциклопедия эпистемологии и философии науки на Gufo.me