Морфология

Отдел грамматики, рассматривающий слово со стороны его формального состава. Распадается на два отдела: А) учение об образовании основ (образование сложных слов, образование основ из корня при помощи суффиксов) и Б) учение о флексии (склонение и спряжение). М. может иметь двоякий характер — строго описательный и историко-сравнительный. В последнем случае предмет М. составляют процессы, следствием которых является изменение так называемых морфологических систем, т. е. известных словесных групп, соединенных между собою связями психической ассоциации. Эти морфологические системы могут быть разного рода, смотря по роду психической ассоциации, связывающей члены их в одно целое. Так, в группе родственных слов: несу, несешь, носить, ноша, нашивать, несение и т. д. отдельные члены связаны между собой ассоциацией по сходству первой и главной морфологической части слов: нес-, нос-, нош-, наш-, т. е. сходством корня (см.). Члены групп: несешь, везешь, идешь, плетешь и т. д. иду, везу, несу, лечу и т. д., нашивать, важивать, плачивать и т. д. связаны между собой ассоциацией по сходству окончаний -ешь, -у, -ивать и т. д. В группах слов раз, два, три, четыре и т. д. или январь, февраль, март, апрель и т. д. один член связан с другим уже не ассоциацией по сходству, а ассоциацией по смежности, строящей эти слова в нашем уме в так называемые ряды. Нетрудно заметить, что группы слов, обязанные своим происхождением ассоциациям по сходству, отличаются от групп, связанных ассоциациями по смежности. Члены первых, кроме сходства внешнего, звукового и структурного, представляют и сходство семасиологическое, т. е. сходство значений (несу, ноша, нашивать и т. д.); члены вторых не имеют ни того, ни другого. Слова, обозначающие один какой-нибудь род предметов, кроме разных непосредственных ассоциативных связей, представляют связи посредственные, вызванные ассоциациями между соответственными понятиями. В силу этих посредственных или косвенных связей наш ум классифицирует слова в такие же группы, как и соответствующие им понятия. Таким образом являются в языке группы имен существительных, прилагательных, глаголов и т. д. — Связи, основанные. на ассоциациях по сходству, весьма разнообразны и многочисленны. Кроме групп или систем общепризнанных, кидающихся в глаза при первом, даже поверхностном знакомстве с языком и вошедших уже в описательные (обычные "практические" или школьные) грамматики под именем "склонений и "спряжений", мы можем заметить в языке при более внимательном и тонком наблюдении массу различных систем или групп, не отмечаемых обыкновенными грамматиками, но не менее важных, ибо следствием их существования и влияния являются различные внешние изменения слов. Так, напр., слова ассоциируются между собою по сходству ударения и составляют морфологические системы, или гнезда, с известным типом ударения. Напр. рядом с именит. ед. село, весло, бедро и т. д. встречается им. множ. сёла, вёсла, бёдра и т. д. (ассоциация по сходству и по смежности). В свою очередь, слово гнездо чувствуется одного типа по ударению с село, весло и т. д. Ассоциация эта подкрепляется еще и ассоциацией по сходству окончания -о. И вот по образцу отношения село — сёла создается новая вторичная форма гнёзда вместо ожидаемого гнезда. Совершенно такая же ассоциация по сходству является причиной появления незаконного в фонетическом смысле гласного ё в форме мн. ч. звёзды вм. звезды, при чем образчиком для отношения звезда : звёзды послужили тождественные по ударению группы: жена : жёны, слеза : слёзы, сестра : сёстры и т. д. В данном случае существование известных ассоциативных связей привело к образованию новых вторичных форм по образцу других, имевшихся уже в языке. Процесс этот носит название аналогии, или, лучше, морфологической ассимиляции (термин, предложенный проф. Крушевским), т. е. формального уподобления. Ассоциация по смежности может служить также причиной морфологической ассимиляции. Так, наше числительное девять с своим странным де (ср. лат. novem, έννέα, санскр. nàva, нем. neun) вм. ожидаемого новять всецело обязано своим существованием влиянию связанного с ним ассоциацией по смежности числительного десять (ср. лат. decem, δέκα, санскр. daça), Еще в средневековой латыни October, соседнее с September, november, december, превратилось в octember, откуда и наше октябрь вм. октобрь и т. д. Такие изменения не имеют ничего общего с настоящими звуковыми изменениями (см. Фонетика). Наше чутье корня (см.) и других составных формальных элементов слова основано всецело на психических ассоциациях (по сходству) между схожими частями разных слов. Только этими ассоциациями и объясняется возможность выделения составных частей слова из общего состава слов. Выделение это совершается вполне бессознательно (как все психические ассоциации), и только самый результат его сознается нами. Только психическими законами ассоциации идей объясняется существование в нашем сознании отдельных морфологических частей слова: корня, основы, префиксов, суффиксов, окончаний. Составные части слова не есть нечто данное в языке раз навсегда и вечно неизменное; они представляют собой результат известных свойств, известных законов нашей душевной деятельности и уже a priori подлежат изменениям, передвижениям сообразно изменениям и передвижениям самых ассоциаций.

Возьмем, напр., ряд схожих форм: волк, волка, волку, волком, волке и т. д. Все эти формы ассоциируются между собой по сходству одной части волк: волк-, волк-а, волк-у, волк-ом и т. д. Эту часть, остающуюся везде неизменной, мы считаем основой (см.) данных форм, прочие же части их, -а, -у, -ом и т. д., с которыми связан каждый раз особый, специальный оттенок значения, — окончаниями. Если мы сравним эти формы с выведенными наукой формами индоевроп. праязыка, из которых они развились, то заметим, что неизменною частью этих последних является уже не волк, a vlko-: имен. viko-s (ср. лат. lupu-s, λύκο-ς), вин. viko-m (лат. lupu-m, λύκο-ν), отложит, vlkôt и т. д. Мы замечаем как бы сокращение основы одного и того же слова: прежде основой воспринималась и чувствовалась часть vlko-, а теперь только волк-. Основной причиной, толчком, вызвавшим перемещение в языковом чутье границы между основой и окончанием, являются фонет. изменения. Русское волк соответствует старослав. влъкъ, где конечное -ъ фонетически возникло из общеслав. и индоевроп. -о-, последнего звука основы, за которым следовало -s (окончание вм. ед.) или -т (окончание вин. ед.). В русском и это исчезло бесследно, также в силу фонетич. закона. Таким образом, окончания поглотили часть основы. Этот морфологический процесс, называемый морфологической абсорбцией (также термин Крушевского), также сводится к психическим процессам ассоциации идей (в данном случае — словесных представлений). Морфологическая ассимиляция и морфологическая абсорбция являются основными факторами всех морфологических или формальных изменений. Таким образом, основа всех морфологических изменений — чисто психическая, и вся М. сводится к основным законам психологии. Ср. Paul, "Principien der Sprachgeschichte" (2 изд., Галле, 1886; гл. V, VIII, XI, XII); Крушевский, "Очерк науки о языке" (Казань, 1883; гл. V—IX); его же, ст. "Об аналогии и народном словопроизводстве" ("Рус. филол. вестн.", 1879, т. II) и "О морфологической абсорбции" (т. же, 1880, т. IV); Богородицкий, "О морфологической абсорбции" (т. же, 1881, т. VI); Аппель, "Несколько слов о новейшем психологическом направлении языкознания" (т. же); Wheeler, "Analogy and the scope of its application in language" (Итака, 1887).

С. Б—ч.