Коста

Коста

автор стихотворений (Ставрополь, 1895).

{Венгеров}

♦

Коста

[Xetœggaty Leuanytyrt, 1863—1906] — псевдоним Константина Левановича Хетагурова, крупнейшего осетинского поэта, публициста и общественного деятеля. Род. в селе Нар в северной Осетии. Первоначальное образование получил в Нарской аульной школе. В 1872 поступил во Владикавказское реальное училище, а через год — в Ставропольскую гимназию. К этому времени относятся его первые стихотворения на русском яз. Не окончив Ставропольской гимназии, он в 1879 поступил в петербургскую Академию художеств, вопреки желанию отца, который готовил сына к карьере чиновника русского правительства. Тяжелая нужда заставила К. в 1883 оставить Академию художеств. С 1884 до 1891 К. работает во Владикавказе, сотрудничая в местных и столичных газетах и журналах; одновременно принимает самое активное участие в общественной жизни, примыкая к леволиберальным группировкам с определенным оттенком националистических настроений. Этим объясняется его кратковременная связь с дворянской частью осетинской интеллигенции, с которой он вскоре окончательно порвал. В летние месяцы Коста отправлялся в горы, где глубже знакомился с настроениями и бытом осетинского народа. К этому времени относится появление его стихотворений на осетинском яз., которые распространялись в списках и которыми зачитывалась учащаяся молодежь Осетии и ее разночинная интеллигенция. Эти произведения, проникнутые боевыми настроениями, изображавшие приниженное положение осетин под гнетом русского царизма в эпоху колонизации Кавказа, стали проникать и в гущу народа. Важнейшим фактом жизни Косты в восьмидесятых годах следует признать его выступление со стихотворением, посвященным Лермонтову в день открытия его памятника в Пятигорске [1889]. Поэту не была дана возможность до конца дочитать свои стихи, — в них говорилось о "вековых невзгодах" "дорогой отчизны", о "предвестнике желанной свободы", но не "той свободы зла, насилия и слез", жертвой которых стали народы Кавказа под игом русского царизма, а "свободы труда и поэтических грез". На передовую часть русского общества выступление К. произвело большое впечатление. В 90-х гг. после ряда столкновений с представителями русского правительства К. был выслан из пределов Терской области как политически неблагонадежный. Он выехал в Ставрополь, где принимал самое активное участие в газете "Северный Кавказ", освещая на ее страницах вопросы жизни горцев. В то же время он опротестовал решение выславшего его генерала Коханова перед сенатом. Сенат признал действия начальника Терской области по отношению к К. неправильными, и он снова возвращается в Терскую область, в г. Пятигорск. Однако полицейские преследования этим не закончились: К. снова высылают из пределов Кавказа, и только в 1900 он получает возможность вернуться на родину. Весть о запрещении в 1897 сборника стихотворений Косты "Ирон Фандыр" (Осетинская лира) и последующие годы ссылки в Херсонес подорвали здоровье поэта. В его переписке с друзьями слышны пессимистические ноты, жалобы на тяжелые условия жизни. "Устал, поблекли силы, увяли навсегда,/ И яму для могилы мне вырыла нужда", говорится в одном из его стихотворений этого периода. Нужда и полицейские преследования в конце концов подорвали силы поэта. Он заболел тяжелой душевной болезнью, от которой уже не оправился.

В творчестве К. отразилось влияние устной поэзии Осетии и русской народнической литературы.

К. в своей поэме "Авсати" настолько умело использовал устное народное творчество. что поэма стала популярнее всех устных сказаний в Осетии. К. находился под сильным влиянием Некрасова; особенно рельефно это отразилось в поэме "Кому живется вольготно на Руси", — автор сам в скобках дает подзаголовок: "Подражание Некрасову". Эта поэма, направленная против военной бюрократии, самая крупная вещь из всего, что написал Коста.

Революционно настроенный народник, К. в своих произведениях стремится отразить чувства и настроения народа, переживающего эпоху родового быта и занимающегося преимущественно скотоводством и земледелием. Звуки песен этого народа-пастуха, народа-земледельца печальны: чуждая сила вторглась в его судьбы, являясь источником всех бед и несчастий. Этой чуждой, злой силой является русское правительство, колонизировавшее Кавказ, в частности Осетию, в период интенсивного развития торгового капитализма. В связи с русской колонизацией лучшая часть земель горцев отнималась у них и передавалась казакам и новоявленным феодалам из русских ставленников и грузинских князей, а иногда и из продавших себя осетин. В стихотворениях К. не раз говорится о том, как "отняли у нас землю", "крепкими цепями сковали нам руки" и т. д.

Его произведения могут служить яркой иллюстрацией к колонизаторской политике русского торгового капитала в Осетии. Вместе со вторжением капитализма идет усиленное распространение среди осетин новой (православной) религии: старая религия родовой эпохи вытесняется колонизаторами, которые оскверняют все, что было свято для народа-скотовода, все его родовые религиозно-этические представления: "попирают светлые священные места", "издеваются над нашими покойниками"... Касаясь вопросов классового расслоения внутри самого народа в переживаемую им эпоху, поэт изображает жизнь зажиточного "сильного" человека и рядом с ней жизнь батрака-бедняка, порой лишенного всяких средств к существованию: "Калым мой готов; из палаты за наемную работу скопил я скудные средства". Вся поэзия Косты проникнута глубоким сочувствием к доле "униженных и оскорбленных", доле горской бедноты.

Постоянным лейтмотивом творчества К. было противопоставление кавказского чиновничества горской бедноте. Бичуя "пришлых насильников", К. не забывал и о местном дворянстве. Всегда и всюду, во всех своих произведениях он изображает себя одетым в "простой, горский, домотканный холст". "Я не товарищ сытым гордецам", заявляет К. в своем "Ныфс" (Надежда). "Не спрашивай о моем роде, — отвечает он в "Чйда" (Кто ты), — я не знатен". В той же поэме К. иронически замечает: "Не смотри на мою наружность, она не девичья" (здесь поэт высмеивает ожиревших, неспособных к труду дворян-"красавцев"). Иногда поэт прямо направляет стрелы своих стихов в дворян, а когда это невозможно, высмеивает их иносказательно. В своих "недопетых куплетах" К. осторожно, но ядовито высмеивает взяточников-"чиновничков", противопоставляя им умирающее с голоду, доведенное до нищеты крестьянство.

Все творчество Косты отличается большим мастерством и острой социальной направленностью; этим и объясняется тот факт, что все его стихи усвоены крестьянскими низами и почти все переложены на музыку самими крестьянами. Поэт гордится своим происхождением из горской бедноты, тем, что ему "с сытыми и богатыми не по пути". Противопоставление бедняка богачу ("Ласкдзаран", "Чйда" и т. д.) в его поэзии постоянно — К. безусловно поэт горской бедноты, пользовавшийся в ее среде особой любовью. Многие его песни распеваются еще поныне на колхозных полях во время коллективной работы. С ними выступали восставшие осетины в 1905, они сослужили большую службу в 1917. Каждый осетин знает и любит "Песнь солдата" и "Додой". Песня "Додой" бичует не только русское чиновничество на Кавказе, но и бьет по местным прислужникам русского царизма. В песне говорится:

"Горы родимые, плачьте безумно!

Лучше мне видеть вас черной золой.

Судьи народные, падая шумно,

Пусть вас схоронит обвал под собой.

Чье-нибудь сердце пусть тяжко застонет,

Горе народное, плача, поймет,

Пусть хоть один в этом горе потонет,

В жгучем страданье слезинку прольет.

Цепью железной нам тело сковали,

Мертвым покоя в земле не дают.

Край наш поруган, и нивы отняли,

Всех нас позорят и розгами бьют.

Мы раскололись, не знаем отчизны,

Скот разгоняет так бешеный зверь,

Где ж ты, наш пастырь? Для радостной жизни

Нас собери своим словом теперь.

Враг наш ликующий в бездну нас гонит,

Славы желая, бесславно мы ждем.

Родина-мать и рыдает и стонет...

Вождь наш, спеши к нам — мы к смерти идем"

(перев. А. Гулуева).

Но поэт-народник не видит, не умеет найти ясного исхода; отсюда — хотя К. для своей эпохи безусловно поэт революционный (в смысле национального освобождения) — националистические и даже мистические нотки в его творчестве. Это — результат известного раздвоения, неустойчивости социального бытия К. Отсюда и воспевание православия, внедрившегося в Осетию вместе с торговым капиталом, отсюда мистицизм и частые отступления от своих же идеалов. Творчество К. в наше время используется реакционными слоями национальной интеллигенции в своих интересах; ударение при этом делается на националистических мотивах поэзии К.

При этом реакционная интеллигенция стремится противопоставить К. молодой осетинской пролетарской литературе, идущей теперь путями, отличными от путей К., которые были естественны и неизбежны в его время у поэта-народника угнетенной страны.

Библиография: I. Стихотворения (на русск. яз.), 1895; Iron fœndyr (Осетинская лира), изд. 2-е, 1897 (изд. 4-е, Берлин, 1922); Дуня, Комедия (на русск. яз.); Плачущая скала, Осетинская легенда, журн. "Горская мысль", 1922, № 3; "Избранный Коста", Цхинвали, 1926.

II. Гаддиев Ц., Коста Хетагуров, певец осетинской горской бедноты, "Изв. Осетинского научно-исследовательского ин-та краеведения", вып. II, Владикавказ, 1926, VI; Коцоева М., Коста Хетагуров — поэт Осетии, журн. "Революция и горец", Ростов-на-Д., 1930, № 3.

И. Абаев и К. Фарнеев.

{Лит. энц.}